Русская икона – часть общемировой культуры

В сентябре 2009 года на карте Москвы появился новый адрес, привлекший внимание всех, кто интересуется древнерусским искусством. Скоро год, как Музей «Дом иконы» на Спиридоновке активно реализует выставочные и образовательные проекты.

Директор Дома Иконы Игорь Возяков ответил на вопросы Инны Пуликовой (журнал «Русское искусство»).

И. П. Игорь Владимирович, как вы начали коллекционировать произведения искусства?

И. В. Я бы сказал, что опыт коллекционирования был у каждого советского школьника. Кто-то коллекционировал марки, кто-то этикетки для спичечный коробков, монеты. Основы художественного коллекционирования тоже были у каждого советского школьника, потому что учебник «Родная речь» был одновременно и альбомом репродукций, в котором можно было увидеть картины из Третьяковки, Эрмитажа. Я практически вырос на этих репродукциях, весь дом был ими заклеен. Меня окружали книги по искусству. Моя мама преподавала русский язык и литературу и еще, факультативом, историю искусств. Первые детские впечатления — бесконечность эрмитажных коридоров. И когда уже «в сознательном» возрасте появилась возможность покупать произведения искусства — я стал покупать, начала складываться коллекция. Хотя моя судьба как коллекционера была во многом схожа с судьбой большинства коллекционеров моего поколения, что-то мне удалось «перешагнуть», глядя на опыт старших товарищей, тех, кто начал коллекционировать раньше меня.

И. П. «Перешагнуть» через какие-то темы коллекционирования?

И. В. Скорее через некоторые фазы коллекционирования. Если культура коллекционирования не прививается, у человека нет основополагающего набора знаний и, главное, нет понимания, что именно он собирается коллекционировать и для чего. Какая составляющая в его коллекционировании будет инвестиционной (сохранение и приумножение вложенных денег), а какая часть — «романтически-эмоциональной» (вещь нравится — и все, покупаю). В коллекции должна быть и романтическая составляющая (по принципу: у каждого художника есть картина, которую он не продаст, даже если будет умирать с голоду). У каждого коллекционера есть своя любимая вещь, с которой он никогда не расстанется, если он, конечно, не арт-дилер. У дилера вещи любимые тоже есть — это веши, представляющие собой хорошие инвестиции. У коллекционера же преобладает «романтическая составляющая». Фазу, когда условно-романтическая составляющая составляет 90 % я благополучно миновал в 90-х годах, потому что у меня был старший товарищ, старше меня ровно на 20 лет. Я наблюдал, как он коллекционировал. Первое время он покупал все, что ему нравится, — из романтических соображений. В итоге дом у него состоял из разного рода древностей и «недревностей», круг покупок расширился, появились знания, кругозор, сформировались художественные предпочтения. Он мучительно пытался избавиться от всего накопленного: раздаривал, сдавал в антикварные магазины — в очень больших количествах. Я за ним наблюдал и сделал некоторые выводы. Если учишься на чужих ошибках — не приходится изобретать велосипед. Сейчас, мы пожинаем плоды ошибок не коллекционерских, а ошибок среды обитания, недостатка знаний, недостатка информации. В 90-е годы мало обращали внимание на технические признаки, подтверждающие подлинность вещей. Было мало музейных специалистов, которые хорошо разбирались в установлении подлинности. Официального коллекционирования в советское время практически не было, и никому не требовалось исследование вещей на предмет подлинности, не было спроса на исследования такого рода. На сегодняшний день за 20 лет открытого рынка и открытого коллекционирования мы очень далеко продвинулись и в технических вопросах.

И. П. Принимая во внимание опыт вашего старшего товарища, вы стали собирать более прицельно?

И. В. В нашем российском собирательстве есть то, что называют фазой «Родная речь». Через эту фазу прошли все, поскольку все воспитывались на «Родной речи», на поленовском «Московском дворике» — обязательно с мальчиком, на «Грачах», которые прилетели. «Осколки» этой фазы можно видеть и у меня на стенах. Мой принцип — коллекция должна формироваться из шедевров. Первое время вещей и имен среднего уровня в моей коллекции было довольно много, и я от них избавлялся в середине 90-х гг. После чего «ушел» в вещи, которые сами по себе достойны выставки «одной картины».

И. П. Это было классическое русское искусство?

И. В. Да, первые имена и лучшие вещи. Одновременно с развитием фазы «Родной речи» прививались и другие знания, мы начали выезжать за границу, на Запад. Началось общение с западными музеями, аукционными домами, специалистами по западному искусству. Появилось отношение к произведению искусства как к объекту инвестиций — долгосрочных и коротких, прививалось такое понятие как провенанс.

Через это общение я «ушел» в старых мастеров, в западное искусство, стал больше интересоваться голландской, фламандской, итальянской живописью. Часть моих приобретений того времени, работы Брейгеля и Снайдерса, можно увидеть в Академическом зале Дома Иконы. Полностью охватить западное и вообще общехристианское искусство невозможно, но, собирая западноевропейское искусство, убеждаешься, что слухи о величине и самобытности русского искусства сильно преувеличены по сравнению с искусством старых европейских мастеров. В это время я пришел к пониманию того, что из всего наследия русского искусства общемировое значение имеют русские иконы, модерн и авангард. Они и определяют место русского искусства в общемировом цивилизационном процессе. Исторически сложилось, что Россия оказалась в христианской орбите, поэтому искусство наше тоже общехристианское. Если в этом контексте рассматривать общемировую культуру как дерево, то русская культура — одна из веток, значимых веток, но только одна из.

И. П. А когда вы начали собирать иконы?

И. В. В 2003 — 2004 годах ко мне «пришли» несколько коллекций. Известно, что раз в 20-25 лет коллекция меняет «руки» (владельца). Коллекционирование икон — это большая нагрузка и большая ответственность. Каждый настоящий собиратель икон понимает, что он в первую очередь хранитель, что он несет ответственность за иконы, которые к нему пришли, или к которым пришел он. Икона — это не просто картина с цветами, это вещь сакральная, с ней много связано. Через 20-25 лет собирательства коллекционер начинает думать о том, кому он может передать коллекцию, искать преемника, и в этот момент коллекция может поменять «руки», владельца. Новые собрания нередко формируются в период «смены рук», продаж коллекций. Так сформировалась и моя коллекция. Две трети того, что находится здесь, в Доме Иконы, покупалось на Западе, в Германии. В России приобретена не более чем одна треть.

И. П. Ваша коллекция полностью вошла в состав собрания Дома иконы?

И. В. Собрание Дома Иконы начинается фаюмским портретом и заканчивается произведениями современных иконописных мастерских — у нас не коллекция, а музейное собрание. Собрание музея, а не Игоря Возякова. Вся коллекция Возякова целиком ушла в музей. Для меня не имеет смысла оставлять отдельно от музейного собрания какую-то часть моей коллекции. Создание музея на основе коллекции — это не пожертвование и не дар государству. Коллекция теперь существует в другой форме — как собрание музея.

Министерство юстиции выдало нам свидетельство о регистрации «Частное учреждение культуры — музей Дом Иконы». Частное и некоммерческое учреждение. Мы гордимся званием музея и музеем являемся. В чем отличие музея от коллекционера? У коллекционера преобладает свой личный персональный взгляд на события и явления. Если, например, собирать коллекцию бутылок кока-колы от момента появления рецепта кока-колы в аптеке до сегодняшнего дня через все фазы, с представительностью во всех периодах — это будет музейное собрание. Если же у вас просто собраны банки кока-колы, которые продаются в магазине на Новом Арбате сегодня, — это будет коллекция.

И. П. Как и почему возникла мысль о создании музея?

И. В. Идея формировалась постепенно, на основании жизненных наблюдений, выводов. Сейчас существует своего рода привычка отождествлять православие, русских и русскость. С точки зрения собственного самоутверждения, это может быть и полезно. Но с точки зрения понимания роли православия и в христианстве и в общемировом процессе, это неправильно, так как православие является интернациональной религией. По статистике, православных (и русских и нерусских) всего порядка около 400 миллинов человек в мире. Я провел много времени за границей, шесть лет прожил в Лондоне, какое-то время — в Испании, какое-то — в Южной Африке. Я видел, что там, где нет русских православных церквей, — там и венчаются, и крестятся, и отпевают в греческих церквях. Так что если человек православный в Германии, Америке или в другой стране и плохо говорит по-русски — он от этого не становится менее православным, чем православный из города Иванова. Это сказал не я, это слова Марка, архиепископа Берлинского и Лондонского. (Он сам немец, славист, знает восемь славянских языков, прекрасно говорит по-русски.)

Поэтому одна из целей, для которой был создан Дом Иконы, — это борьба с ксенофобией. Блажью и кликушеством, лозунгами и демонстрациями ничего победить нельзя. В Академическом зале нашего музея можно увидеть фаюмский портрет, с которого все началось (фундамент нашего изобразительного искусства). Мы рассказываем об искусстве иконописи, как о дереве: вот корень, вот ветки, вот дерево разрослось. Здесь мы пытаемся пройти по всем разделам — показать старых мастеров, светскую, религиозную живопись. Откуда икона пришла в Россию: из Византии, Греции; вот балканская икона, украинская, испанская. Православие — это часть христианства, и русская икона входит в христианскую культуру.

И. П. Кого вы считаете аудиторией Дома Иконы?

И. В. Через осознание того, что наша культура, наша русская икона — это часть общемировой культуры, приходит и осознание того, кто является целевой аудиторией нашего Дома Иконы. Наша целевая аудитория — все без исключения. Мы пытаемся сформировать пространство, куда бы люди приходили за знаниями. Любой человек мог бы прийти — фашист или антифашист, семит или антисемит, атеист или обрядовер — неважно кто. Мешанина в головах у всех примерно одинаковая, и эта мешанина у нас наследственная. С одной стороны, советская школа, а с другой стороны — знания по религиозной части скорее от «Братьев Карамазовых» Достоевского или от Льва Толстого, других-то знаний нет. До революции существовали церковно-приходские школы, воскресные школы, уроки Закона Божьего. В советской школе информации о религии, о религиозном искусстве не было. Тут у нас провал знаний, какие-то обрывочные сведения. Явление-то это тотальное, людей знающих мало. Мы пытаемся эту ситуацию каким-то образом выправить. У нас даже есть стена «ликвидации безграмотности»: иконостас, главные иконы в жизни человека — мы даем те начальные, базовые знания, которых у многих нет.

И. П. Какова концепция Дома Иконы?

И. В. В настоящее время места получения знаний об иконе у нас сегментированы. Это церковь, библиотека, музей. Люди, которые идут в музей, получают один сегмент знаний, в библиотеке — другой сегмент, в храме — третий. Дом Иконы — это место, где человек мог бы получить ответы на свои вопросы по всем сегментам. У сотрудников Дома Иконы — это экскурсоводы, эксперты, реставраторы (их около двадцати человек) — очень высокая квалификация. Мы формируем коллектив музея таким образом, чтобы можно было дать посетителям комплексную информацию.

Если идти по Дому снизу вверх, то один из залов музея, Красный зал, можно считать производным от красного угла в русском доме; в красном углу висела икона, и перед этой иконой проходила вся жизнь человека. Есть такая устоявшаяся формулировка: «места бытования икон». Наша позиция как Дома Иконы: место бытовая иконы — это жизнь человека от рождения до смерти, во всех фазах и иконы написаны для всех периодов человеческой жизни. Икона при рождении, венчальная пара при венчании, вспоможение при родах... Красный зал — это место для «входа», для «погружения» в информацию, в знания, которые может дать музей. В некотором смысле Красный зал — это азбука, красивая, прекрасно изданная. Художественный уровень икон в Красном зале ничуть не ниже, чем в других залах. У человека глаз должен за что-то зацепиться. Это место не для получения знаний, а для «входа». Для получения знаний — Академический зал.

Человеку понравилось, интерес появился — человек переходит в Академический зал. В Академическом зале каждую субботу проходят лекции, и свободных стульев не бывает. Лекции читают очень достойные люди, темы лекций — и история иконы, и история христианства, и фаюмский портрет. Когда есть возможность, я заезжаю в музей посмотреть, как идет лекция, сколько слушателей. Бывает, что родитель лекцию слушает, а ребенок спит на руках; девочка-подросток, «эмо», с красно-черными волосами про фаюмский портрет записывает. Школьники приходят на экскурсии, бывает по три, по четыре экскурсии в день. У нас прекрасные экскурсоводы, к некоторым даже специально записываются, именно на их экскурсии. Я с дочкой школьные экскурсии обсуждал, дочке сейчас 10 лет. Она сказала: «Папа, нужно смотреть, чтобы жвачку не прилепили». Но ни разу ничего такого не было — все чисто. Хорошие дети приходят.

И. П. Когда вам пришла в голову мысль, что надо создавать музей?

И. В. Сначала я делал выставки — когда мое собрание стало довольно значительным, 300-400 предметов, все качественные. В 2007 году в Голландии, в Амстердаме, прошла первая выставка. Рядом с Амстердамом находится город Амерсфорт, там есть хороший музей Флехите (Flehite). У них работает молодой, энергичный и продвинутый директор. Один из залов в этом музее — старая капелла, и в этой капелле мы выстроили иконостас. Выставка была организована по просьбе администрации этого города. Выставка проходила с Рождества до Пасхи. Через выставку прошло около 200 тысяч человек. Был большой резонанс в прессе. Дальше мы двинулись на Брюгге, где должна была быть организована выставка в Ратуше. В это время я стал понимать, что такие передвижные выставки имеют свои недостатки: одна и та же выставка просто перевозится с места на место, а ведь везде разная аудитория, разные помещения. Все это требует разных моделей подачи материала, подачи информации, принципиально различных концепций выставок. Я это передвижное мероприятие остановил и пришел к пониманию, что нужна база, нужно постоянное место, где можно было бы делать подготовительную, исследовательскую работу. Вот так осенью 2008 года я пришел к идее создания музея, Дома Иконы, и практически всю коллекцию перевез в Россию. Зимой 2008/2009 года мы начали ремонт и реконструкцию здания, и в сентябре 2009 года Дом Иконы открылся. То есть от момента зарождения идеи до открытия музея прошло около года. Сейчас ни у кого, с кем бы я ни разговаривал, нет ощущения, что наш музей — это что-то «новое», недавно открывшееся, и это хорошо. У всех ощущение, что Дом Иконы был всегда. Мы сосчитали посетителей по входной «по рамке» со дня открытия: с 18 сентября до Нового 2010 года к нам пришло 6 тысяч человек.

И. П. Когда вы открывали музей, анализировали ли вы опыт каких-то других музеев (частных, государственных), перенимали ли что-то для своего проекта?

И. В. Нет, концепцию нашего музея я придумал сам, за ночь написал.

И. П. Кто руководит работой музея?

И. В. Я идеологический руководитель музея. Если говорить о развитии Дома, то это в большей степени совместный труд — мой и Надежды Губиной (заместитель директора музея «Дом Иконы»). Мы совместно определяем, в каком направлении должен развиваться музей, какие должны проходить мероприятия. Если говорить об исследовательской части, о работе с предметами, редактировании каталогов, книг, то этим занимаются Анна Игоревна Яковлева и Яна Эрнестовна Зеленина. Одна из важнейших фигур в музее — это главный хранитель, Ольга Сергеевна Никольская, она непосредственно следит за иконами, отвечает за фонды. Нами совместно принимаются решения, какие коллекции должны войти в Дом, в каком они состоянии, какие иконы должны реставрироваться, какие вещи будут участвовать в выставках. Особый случай, если выставка выездная. Когда мы были в Шри-Ланке, у нас каждый предмет был специально подготовлен к транспортировке.

И. П. А почему именно Шри-Ланка? Эта страна как-то не ассоциируется с интересом к иконам...

И. В. Я бы вообще с выставками икон в первую очередь ехал по нехристианским странам. По христианским странам нужно ехать для «укрепления в вере», а по нехристианским — для «увеличения количества пользователей».

И. П. Как вы оцениваете работу современных иконописных мастерских?

И. В. Это очень интересная тема. Я могу говорить свободно, потому что мы не зависим ни от церкви, ни от государства. У нас в музее нет ни копейки ни церковных, ни государственных денег. Вся деятельность, которую мы проводим и внутри страны и за рубежом, — совершенно самостоятельна, и это приносит очень большую пользу. Люди нас не воспринимают ни как «руку Кремля», ни как «руку патриархии». Мы частное учреждение культуры, и у нас своя программа. Хотя, начиная с Голландии, задумывая все остальные выставки, я ходил за благословением в церковь. Благословение на создание музея «Дом Иконы» я получил у тогда еще Митрополита Кирилла и Патриарха Алексия II.

В современной иконописи есть два направления, между которыми должен быть баланс. С одной стороны, необходимо массовое производство — как автомобили «Фиат». Почему я привожу для сравнения «Фиат» или какой-нибудь супермаркет? Там продукт стандартный, в большинстве случаев не представляющий значительного художественного интереса, но масштабирование позволяет обеспечивать большие объемы продукции. Софрино — название, которое первым приходит в голову, где делают и иконы и церковную утварь, — это, конечно, «Фиат». Я, наверное, обижу директора Софрино, Евгения Алексеевича Пархаева, но вещи они делают, в основе своей, с точки зрения искусства, неинтересные, однако делают их много. Отдельных иконописцев, может быть, талантливых «кустарей-одиночек», которые могут создать уникальные по своему художественному уровню иконы, немало, но этими иконописцами заниматься надо, они разбросаны даже территориально. Мы свою часть работы видим именно в кустарях, у нас периодически проходят выставки современных иконописных мастерских. Недавно была выставка Ильинской — современная иконописная мастерская. Так вот, должен быть некий баланс — где-то кустари, а где-то должно быть массовое производство. Я сейчас думаю о возможности провести съезд иконописцев, всех православных в глобальном смысле, всех ортодоксов. Организационных проблем много, но я уверен, что свои планы мы осуществим, и рассчитываем на поддержку РПЦ. Я бы выделил два вопроса, о которых я хотел бы сказать на этом съезде: новые сюжеты в иконописи и использование достижений научно-технического прогресса в современной иконописной практике, использование 3D-технологий и голографии.

И. П. Многие сотрудники Дома Иконы имеют опыт музейной работы. А сотрудничает ли Дом Иконы с музеями по каким-то отдельным проектам, привлекает ли для этих проектов «сторонних» музейных специалистов?

И. В. Научный руководитель нашего Дома, нашего проекта академик Герольд Иванович Вздорнов. Если у нас возникают какие-то вопросы, возникает необходимость консультаций, мы с его помощью обращаемся к тем специалистам, экспертам, которые могут нам помочь в каком-то вопросе или проекте.

И. П. Сотрудничает ли Дом Иконы с другими музеями?

И. В. Мы сотрудничаем и с коллекционерами и с музеями. На выставке «Святое воинство: образы небесных защитников в русском искусстве XII — начала XX века» в музее Андрея Рублева были представлены шесть икон из нашей коллекции. Наши иконы постоянно участвуют в музейных выставках. Когда Дом Иконы открылся, у нас в экспозиции были вещи из пяти разных коллекций.

И. П. Расскажите, пожалуйста, о выставочных проектах Дома Иконы.

И. В. В следующем году у нас запланирована большая выставка «Иконография Христа», и в ней тоже предполагается участие икон из частных коллекций. Дом Иконы кроме постоянной базовой экспозиции дает возможность увидеть выставки, которые можно условно назвать «Дом Иконы представляет».

Сейчас в Доме Иконы проходит выставка «Забытые шедевры. Неизвестные памятники архитектуры русской провинции XVI-XIX веков». Есть специалисты, который каждый год ездят по городам и весям, — сотрудники отдела свода памятников архитектуры и монументального искусства ГИИ (Государственного института искусствознания — РИ). Они составляют перечни памятников архитектуры, церковной архитектуры, фиксируют их состояние. Сохранение, спасение памятников архитектуры — это очень важная тема для нашего музея. Некоторое время назад я участвовал во встрече, где была большая дискуссия о реставрации архитектурных памятников. Обсуждали бюджеты, направления деятельности. Вообще, когда идет разговор о памятниках — памятниках архитектуры или о произведениях искусства, — нельзя забывать о важности статистики. Прежде чем обсуждать возможное использование или возможную передачу памятников под какие-либо нужды, необходимо иметь четкие статистические данные, точный перечень того, что у нас осталось, и должно быть четкое понимание, что с этими памятниками делать. Посмотрел я списки памятников, бюджеты реставрации посмотрел. Бюджеты копеечные, никакой реальной реставрации на эти деньги сделать нельзя, только поправить протекающую крышу и ржавые трубы. Реставрация — штука целевая. Если мы говорим о реставрации, то должен быть четкий набор объектов, и мы должны понимать, как этот объект будет эксплуатироваться потом. Если говорить о бюджете реставрации объектов, то он тоже не должен быть каким-то фрагментарным. Нельзя чинить крышу, но не вставлять двери. Вопрос должен вообще радикально стоять по-другому: мы должны говорить в первую очередь о консервации. Должен быть список объектов, которые мы в первую очередь должны просто не потерять. Реставрационных объектов в полном смысле этого слова пусть будет один-два-три, но они будут полностью покрыты бюджетом и полностью восстановлены. Мне очень близка идея выставки фотографий исчезающих, разрушающихся памятников. Есть еще одна идея выставки — исчезающая Москва, уже исчезнувшая Москва, тоже в фотографиях.

Если вернуться к выставочным проектам Дома Иконы, то для нас очень важно сотрудничество с провинциальными музеями. О том, какие работы хранятся в том или ином провинциальном музее, знают только жители города, в котором находится музей. Наш музей будет площадкой, на которой периодически будут выставляться коллекции из провинциальных музеев.

И. П. Как проект «Золотая карта России» в Третьяковской галерее...

И. В. Да. Мы ведем переговоры с Моршанским историко-художественным музеем. Кроме этого, у нас с конца июня проходит выставка шедевров лаковой миниатюры из Палеха и Мстеры, Федоскино и Холуя. Наши проекты с провинциальными музеями не только дань уважения тем людям, которые работают в этих музеях, но и важное профессиональное общение, возможность обмена опытом.

И. П. Как вы оцениваете обсуждаемый законопроект, предполагающий возможность передачи церкви имущества, находящегося сейчас в музеях?

И. В. У меня скорее не ответ, а несколько вопросов. Если это денационализация культурных ценностей религиозного назначения, то это событие политическое. Если это событие политическое, то это манифест. Манифест должен быть подписан первым лицом государства. С одной стороны, действие правильное и хорошее, это в большой степени и реабилитация, и передача святынь верующим. Но, с другой стороны, готова ли церковь взять себе такое количество памятников? На востоке есть такое понятие — «срединный путь». В нашей цивилизационной практике есть схожая формулировка: «истина всегда посередине». Масштаб развернутых мероприятий слишком велик для тех конкретных целей, которые пытаются решить. На мой взгляд, вся история с законопроектом произошла из-за нескольких конкретных объектов и конкретных договоренностей первых лиц. И законопроект появился не их решением и не их волей, а волею клерка, который сидит где-нибудь в кабинете министерства и думает: «Ага, сегодня сказали Новодевичий передать! Завтра скажут Стародевичий передать. Зачем я каждый сто раз буду какие-то процедуры выполнять? Два „первых“ договорились — напишем федеральный закон, передадим все, и завтра никаких вопросов не будет». Все в точности по известной поговорке: выплеснули ребенка вместе с водой. Идея-то правильная, но по дороге смысл искажается, теряется. Если все это проводится ради трех-четырех объектов, то неужели нельзя было издать подзаконные акты? Неужели обязательно нужен был федеральный закон и дискуссии? Федеральный закон в таком чувствительном вопросе — это явление политическое для всей страны, и это нужно понимать.

У нас проходит выставка фотографий архитектурных памятников малых городов. Неизвестная Россия, исчезающие памятники. Но о них в дискуссиях вокруг законопроекта речи не идет. За них рубашку никто не рвет на мелкие полоски и не говорит: «Отдайте нам разрушенную церковь в каком-нибудь заброшенном месте! Мы ее завтра отремонтируем и сделаем там приход!» И священнослужителей никто туда не рвется отправлять. О передаче каких именно объектов идет речь? О больших, отремонтированных, работающих храмах и монастырях! А чем плохо, что они и так работают? Если передаем, то передавать надо вместе со всеми — с реставраторами, с научными сотрудниками. Музейщики все эти объекты движимого и недвижимого имущества хранили и хранят.

И. П. Наиболее активные дискуссии вызвало предложение представителей РПЦ передать церкви движимое имущество — иконы и произведения церковного искусства, которые сейчас находятся в музейных фондах.

И. В. Насколько оправдано то, что в музеях хранится огромное количество икон XIX века, не имеющих особенной культурной, исторической или художественной ценности? Я могу предположить, что в 90-е годы, в том числе и из этого источника, подпитывался рынок икон, что-то списывалось, продавалось, кто-то на этом зарабатывал больше или меньше. Может быть, имеет смысл «расчистить» фонды, предать церкви те предметы, хранение которых в фондах музеям не имеет смысла?

И. П. А насколько, на ваш взгляд, церковь заинтересована в получении этих фондов? Там же масса икон, которые надо реставрировать. По аналогии с тем, что хочется получить отремонтированные храмы, а не разрушенные...

И. В. Это как спор о детях между супругами. Бескомпромиссное утверждение, что мать лучше мать, чем отец — отец, то есть что государство будет к предметам априори относиться лучше, чем церковь, — необъяснимо. Наверное, церковь к предметам культа будет относиться лучше, чем государство. Но если предметы культа имеют культурно-историческое значение или их состояние таково, что их нельзя использовать в церковных службах, то они должны остаться в музее. Известно, что жизнь икон в храме ограничена, она составляет сто-сто пятьдесят лет, по истечении этого срока иконы «списывались», шли в рухлядные, и там один-два раза в год их рубили и на них варили мирру. Слишком много вещей не нужно церкви, слишком много вещей не нужно и музеям. В любом действии должен быть здравый смысл.

И. П. На ваш взгляд, какие были бы оптимальные пути взаимодействия музеев и РПЦ?

И. В. Трудно дать ответ. В целом пока все это напоминает «Собачье сердце», где хотели отнять и поделить, топором разрубить по-живому. Нужны компромиссы по каждому объекту. Хочется сказать, что те вещи, которые в дискуссиях подаются как безусловные, на деле безусловными не являются. Вот мы говорим: «музеи, хранители»... Вот вы давно были в храме Василия Блаженного? Я туда зашел посмотреть, как иконостасы собраны, а это, на минуточку, филиал Государственного исторического музея. Так у меня другого ощущения, кроме шока, не было. Взяли иконостас одной церкви, его ножом распилили и вставили чужие иконы. Деисусный чин: справа семь икон, слева три, потому что другие не поместились, и все это под дождем, под снегом — и это музейное хранение? А вещи старые, видно XVII-XVIII век. И это отношение к предметам? И это реставрация, о которой говорится? Полтора разнорабочих грязной кисточкой живопись подновляют, провода гвоздями прибиты по старым фрескам, это все видно. И это Красная площадь? По большому счету, это один из брендов России. Что показывают во время парада на 9 Мая крупным планом? Спасскую башню и храм Василия Блаженного. Вот на месте бы церкви, когда речь идет о музеях и хранителях, просто взял бы за руку и отвел в храм Василия Блаженного и сказал: «Посмотрите!»

И. П. Вы думаете, что если храм Василия Блаженного передать церкви, то там принципиально улучшится ситуация?

И. В. Понимаете, когда храм используется по первоначальному назначению, то он превращается из места, которое посещают, в место, в котором живут. О месте, в котором живут, заботятся. А место, которое просто посещают, где сидят девочки, закутанные в пледы, и продают билеты и полторы книжки, чтобы какой-то доход заработать, такое место зачахнет. По идее здание красивое, семь церквей, вокруг одной центральной, но для практических целей оно неприменимо, конечно, никак вообще.

И. П. Можете ли вы вспомнить самые первые иконы, которые появились в вашей коллекции?

И. В. Самая первая икона появилась, когда мне было 14 лет. Мама купила ее в каком-то магазине, на этой иконе практически ничего не было видно. Это была первая икона.

И. П. А когда вы уже были коллекционером, сами приобретали? Самые яркие? Что запомнилось как отправные точки коллекции?

И. В. Была одна икона елизаветинского времени. Правда, потом оказалось, что она сделана практически «вчера и в соседнем переулке».

И. П. А какие иконы сейчас, представленные в экспозиции, самые любимые? Вне зависимости от их художественных качеств, возраста?

И. В. Романовские хоругви. Еще Николай Чудотворец, по поводу датировки которого продолжаются баталии: грозненского он времени или монгольского. Я считаю, что монгольского, мне такой вариант гораздо больше нравится.

И. П. Когда вы формировали коллекцию, вы опирались только на свой вкус или привлекали кураторов, консультантов? И как принималось решение, вот появляется какая-то икона или коллекция, — брать или не брать?

И. В. Работа с произведениями искусства, а с иконами в особенности, требует такой свойства, как «глаз». Другими словами, интуиция, «чуйка» тоже нужна. Конечно, сотрудничество со специалистами по периоду, к которому относится икона, и с реставраторами очень важно. Реставратор сразу «видит» вещь. Каждый предмет, который мы предполагаем к закупке, сначала попадает в руки реставратора.

И. П. То есть на потенциальное приобретение смотрит целый коллектив?

И. В. Да, тем более, если это серьезный предмет музейного уровня.

И. П. А сейчас коллекция музея пополняется, или она достигла определенной наполненности?

И. В. Собрание Дома Иконы в настоящий момент составляет около 2 500 памятников, и над коллекцией, конечно, еще можно поработать. Сейчас мы находимся в процессе выделения и определения безусловного музейного фонда. То, что уже не будет куда-то двигаться и перемещаться. Я понимаю, что сейчас ни одно приобретение не изменит принципиально коллекцию Дома Иконы. Не улучшит и не ухудшит.

И. П. Ваше собрание полностью «сбалансировано»? Или какой-то раздел вы бы хотели «усилить»?

И. В. Собрание, на мой взгляд, сбалансировано, и хотя наша главная наша гордость, конечно, «древности», я не вижу смысла пытаться «углубляться» в это направление. Не думаю, что в нашей коллекции нужно что-то принципиально улучшать.

И. П. Какие, на ваш взгляд, коллекции икон, в России или за рубежом, наиболее интересны?

И. В. Большинство российских коллекционеров, имеющих сильные собрания, были представлены в начале 2009 года в Музее личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина. Прямо по каталогу той выставки можно ориентироваться.

И. П. А зарубежные коллекции икон?

И. В. Иконы на Западе есть, коллекций много — старых и новых, с громкими именами и неизвестных. Начиная с большой коллекции русских икон Ротшильдов и заканчивая коллекциями участников Второй мировой войны. Они из России иконы вывозили, так их коллекции и сформировались. Знаю одну семью, в которой отец воевал с русскими в Первую мировую, сдался русским. Сын воевал с русскими во Вторую мировую, сдался русским — вот у него сейчас коллекция, 25 хороших икон. И музей Русской иконы есть недалеко от Франкфурта.

И. П. Есть ли на Западе хорошие специалисты, исследователи русской иконы?

И. В. Я бы назвал Дезире Крикхарт в Голландии — это очень глубокий, серьезный специалист.

И. П. В советское время было ощущение, что икон нет. Вот они висят в Третьяковской галерее, в музеях, в небольшом количестве церквей, а больше их нет. Советский Союз закончился, началось коллекционирование, и вдруг иконы появляются. Где они физически существовали? Где они были спрятаны? Каковы были пути и источники их появления в 1990-х годах?

И. В. Очень много икон, практически со всей страны, везли в Измайлово. От бабок-дедок, из храмов — все в Измайлово. Я это время не застал, но специалисты, коллекционеры старшего поколения хорошо помнят. В советское время много продавали за границу из запасников музеев — оттуда иконы возвращаются. Много икон вывозили и до революции, начиная с дворян, которые ездили на Лазурное побережье. А сколько волн эмиграции было, война была. Неоценимый вклад в сохранение икон внесли контрабандисты разного рода. Были случаи, когда сотрудники посольства одной африканской страны вывозили иконы и подпиливали их, чтобы доска подходила под размер чемодана, чтоб можно было туда икону спрятать.

И. П. Сейчас, когда коллекционированием икон занялось достаточно много людей, людей со средствами, — есть ли еще иконы на рынке? Есть ли возможность собрать коллекцию?

И. В. Рынок статичным не бывает, всегда какая-то динамика. Особенно сейчас, в ситуации кризиса. Шагать от предмета к предмету и таким образом собирать коллекцию можно долго, а для быстрого формирования коллекции нужно попасть на время смены поколения, о котором я говорил. В Бельгии сейчас одна большая коллекция «ищет» своего владельца. Ее владелец — человек невероятной судьбы. Ему было 17 лет во время Сталинградской битвы, и он был военным переводчиком при группе наших генералов, которые брали в плен Паулюса. Он сейчас он живет в Бельгии, очень достойный человек, ясный, умный, цепкий, и коллекция у него очень хорошая.

И. П. Какая тенденция, на ваш взгляд, будет преобладать: выход коллекционеров в «общественное пространство» (создание музеев, участие в выставках, организация выставок) или классическое «домашнее», «закрытое» коллекционирование?

И. В. Думаю, будет 50 на 50. И «открытые» проекты будут появляться, вот сейчас уже я знаю три частных музея икон.

И. П. Что бы вы себе, как коллекционеру, хотели пожелать? Какие у вас есть мечты, что бы вы хотели сделать?

И. В. У меня планов громадье! Хочу, чтобы все реализовалось. И очень красивые общероссийские, и зарубежные проекты. Кризис, конечно, не вовремя случился, но все это пройдет и все получится.

Частное учреждение культуры «Музей Дом Иконы»

Дата создания: 18 сентября 2009 г.

Получил статус частного музея 25 декабря 2009 г.

Находится по адресу: Москва, ул. Спиридоновка, дом 4.

В собрание музея входят больше 2500 старинных икон, датируемых от XV до начала XX века. Представлены редкие экземпляры Палехской школы, Мстёры, есть ценные образцы невьянской иконы, коллекция редких окладных икон эпохи модерна, в собрании находятся три фаюмских портрета II-IV веков.

Основатель музея И. В. Возяков нашел в Голландии и ввез в Россию на временное хранение в Доме Иконы две хоругви, принадлежавшие последнему императору Николаю II. До революции 1917 года иконы находились в Феодоровском Государевом Соборе в Царском Селе, который был построен на личные деньги Николая II.

Музей оснащен наиболее современными средствами охраны и сигнализации. Для поддержания температурно-влажностного режима (ТВР) используется система, разработанная ведущими специалистами в области музейной климатологии.

В залах музея «Дом Иконы» температурно-влажностный режим соответствует международным требованиям и стандартам: — температура в пределах 17-22°С при возможном среднесуточном колебании (±) 2° С. — влажность в пределах 50-60 % при возможном среднесуточном колебании (±) 2,5 %. — освещенность в пределах 75 люкс.

В музее «Дом Иконы на Спиридоновке» ведется научно-исследовательская работа под руководством таких специалистов, как А. И. Яковлева, О. С. Никольская, Я. Э. Зеленина.

Музей «Дом Иконы на Спиридоновке» сотрудничает с музеем им. А. Рублева. Экспонаты «Дома Иконы» принимают участие в больших сборных тематических выставках. Ближайшая — выставка «Святые воины», которая откроется в музее им. А. Рублева 06 мая 2010 г.

Каждую субботу в музее проходят лекции ведущих научных сотрудников в области реставрации и искусствоведения.

Каждое воскресенье в «Доме Иконы» ведутся бесплатные занятия для учащихся воскресных школ, подготовленные специалистами музея. Проводятся благотворительные экскурсии и концерты для воспитанников детских домов, пенсионеров и ветеранов.

Со дня открытия музея его посетило больше 8000 человек.

Постоянная экспозиция музея находится на трех этажах здания. Это почти 1200 кв. м. Не реже чем раз в два месяца открываются временные тематические экспозиции. Были проведены выставки:

— «Домовая икона звезд». Известные актеры и общественные деятели предоставили на временную экспозицию наиболее дорогие им иконы. В выставке принимали участие: Э. С. Радзинский, В. В. Глаголева, Супруги Караченцовы, А. Бабенко, Я. Поплавская и другие.

— Выставка шедевров лицевого шитья мастериц Свято-Тихоновского Университета.

— Выставка икон с Рождественскими сюжетами.

— Участие в организации XIV Рождественских Чтений совместно с Государственной Академией Славянской культуры (ГАСК)

— «Выставка пасхальных яиц из коллекции иконописной мастерской Московской духовной Академии»

— 21-25 апреля 2010г. Выставка «От мерной иконы до Страшного Суда» в г. Коломбо (Шри-Ланка) по приглашению Президента Республики Шри-Ланка.

— Музей «Дом Иконы» готовит всероссийский проект «Провинциальные музеи» — экспозиция сокровищ, которые хранятся в музеях небольших российских городов.

 

Игорь Владимирович Возяков, директор музея «Дом Иконы», академик Международной Академии информатизации.

Родился 19 октября 1967 года в Хабаровском крае.

В 1984 г. окончил среднюю школу № 62 в г. Уфе.

1984-1991 гг. — учеба в Уфимском нефтяном институте (УНИ).

1986-1988 гг. — рядовой Советской Армии.

1991 г. — оперативный инженер по экспорту тяжелых нефтепродуктов «Башнефтехимэкспорт», ПО «Башнефтехимзаводы».

1992 г. — исполнительный директор компании «Башнефтеэкспорт», ПО «Башнефтехимзаводы».

1994-1999 гг. — начальник отдела товарно-обменных операций компании ЛУКОЙЛ, заместитель начальника Главного управления поставок компании ЛУКОЙЛ, начальник Управления стратегического маркетинга компании ЛУКОЙЛ.

1999-2004 гг. — заместитель вице-президента по финансам и экономике компании «Транснефть», председатель Совета директоров компании «Стройнефть».

2004-2009 гг. — инвестиционный бизнес девелоперской направленности.

2009 г. — по настоящее время — директор музея «Дом Иконы».

На главную страницу

Ключевые слова: %keywords%